Мрачное выражение лица инспектора не сменилось радостью или облегчением.

– Это не решение, доктор.

Но доктор Эрт медленно моргнул, и ласковое выражение его лица, если это возможно, стало еще более ласковым и детским, полным искреннего удовольствия.

– Конечно, это решение.

– Вовсе нет. Доктор Эрт, мы не рассуждали, как вы. Мы никакого внимания не обратили на слова силикония. Но разве мы не обыскали «Роберт К.»? Мы разняли его на кусочки, плиту за плитой. Разве что не распаяли его корпус.

– И ничего не нашли?

– Ничего.

– Но, может, вы не там искали.

– Мы искали всюду. – Он встал, как бы собираясь уходить. – Понимаете, доктор Эрт? Когда мы закончили обыск корабля, там не осталось ничего, на чем могут быть записаны координаты.

– Садитесь, инспектор, – спокойно сказал доктор Эрт. – Вы все еще не совсем верно понимаете слова силикония. Силиконий изучил английский, слушая слово здесь, слово там. Он не владеет английскими идиомами. Некоторые его слова показывают это. Например, он сказал «планета, которая самая отдаленная», а не просто «самая далекая планета». Понимаете?

– Ну и что?

– Тот, кто не владеет идиомами языка, либо использует идиомы родного языка, переводя их слово за словом, либо использует иностранные слова в их буквальном значении. У силикония нет собственного разговорного языка, поэтому он должен воспользоваться вторым методом. Поэтому его слова следует понимать буквально. Он сказал «на астероиде», инспектор. На нем. Он не имел в виду листок бумаги, он имел в виду сам корабль, буквально.

– Доктор Эрт, – печально сказал Дейвенпорт, – когда Бюро обыскивает, оно обыскивает. Никаких загадочных надписей на корабле тоже нет.

Доктор Эрт выглядел разочарованным.

– Инспектор, я все еще надеюсь, что вы увидите ответ. У вас ведь столько ключей.

Дейвенпорт медленно вздохнул. Дышалось ему трудно, но голос его стал еще спокойнее.

– Не скажете ли, что вы имеете в виду, доктор?

Доктор Эрт одной рукой похлопал свой уютный животик и поправил очки.

– Разве вы не понимаете, инспектор, что есть на корабле место, где тайные числа будут в полной сохранности? Оставаясь у всех на виду, он в то же время не привлекут ничьего внимания. И хоть на них смотрят сотни глаз, никто ничего не видит. Кроме, разумеется, человека с острым умом.

– Где? Назовите это место?

– Ну, конечно, в таких местах, где уже есть номера. Совершенно нормальные номера. Законные номера. Номера, которые и должны быть здесь.

– О чем вы говорите?

– Серийный номер корабля, выжженный на корпусе. На корпусе, заметьте. Номер двигателя, номер генератора поля. И несколько других. Каждый выточен на неотъемлемой части корабля. На корабле, как и сказал силиконий. На корабле.

В неожиданном понимании взметнулись густые брови Дейвенпорта.

– Вы, возможно, правы. И если вы правы, я надеюсь, мы найдем вам силикония, вдвое больше по размеру «Роберта К.». Такого, который не только говорит, но и высвистывает «Вперед, астероиды, навсегда!» – Он торопливо схватил досье, полистал его и извлек официальный бланк ЗБР. – Конечно, мы записали все найденные идентификационные номера. – Он расправил листок. – Если три из них напоминают координаты…

– Следует ожидать некоторых усилий в маскировке, – заметил доктор Эрт. – Вероятно, будут добавлены буквы или цифры, чтобы выглядело более законно.

Он взял блокнот и протянул другой инспектору. Некоторое время они молча списывали номера, пытались производить перестановки и сопоставления.

Наконец Дейвенпорт испустил вздох смешанного удовлетворения и разочарования.

– Сдаюсь, – сказал он. – Я думаю, вы правы: номера двигателя и калькулятора явно представляют собой зашифрованные координаты и даты. Они не похожи на нормальные серии, и из них легко вывести точные данные. Это дает нам два набора, но я готов принести присягу, что все остальные совершенно законные серийные номера. А вы что обнаружили, доктор?

Доктор Эрт кивнул.

– Я согласен. У нас есть две координаты, и мы знаем, где находится третья.

– Знаем? Но откуда… – Инспектор смолк, прервав собственное восклицание. – Конечно! Номер самого корабля, которого тут нет… потому что именно в это место корпуса ударил метеор… боюсь, что ничего с вашим силиконием не получится, доктор. – Потом его тяжелое лицо прояснилось. – Но я не дурак. Номер исчез, но мы можем его немедленно получить в Межпланетном Регистре.

– Боюсь, – сказал доктор Эрт, – что я вынужден оспорить по крайней мере последнее ваше утверждение. В Регистре зафиксирован первоначальный законный номер, а не замаскированные координаты, нанесенные капитаном.

– И именно это место на корпусе, – сказал инспектор. – И из-за этого случайного попадания астероид может быть потерян навсегда. Какой толк от двух координат без третьей?

– Ну, – рассудительно сказал доктор Эрт, – для двухмерного существа очень большой толк. Но существа нашего измерения, – он похлопал себя по животу, – нуждаются в третьей координате. К счастью, она у меня есть!

– В досье ЗБР? Но мы только что проверили весь список номеров…

– Ваш список, инспектор. Но в досье имеется также первоначальный отчет молодого Вернадски. И, конечно, там имеется серийный номер «Роберта К.», под которым он зарегистрировался на ремонтной станции и который представляет собой замаскированную третью координату: не к чему было давать возможность ремонтнику замечать несоответствие.

Дейвенпорт схватил блокнот и листок Вернадски. Недолгие расчеты, и он улыбнулся.

Доктор Эрт с довольным видом встал из-за стола и направился к двери.

– Всегда приятно повидаться с вами, инспектор Дейвенпорт. Приходите еще. И помните: правительство получит уран, а я хочу получить нечто очень важное для меня: гигантского силикония, живого и в хорошем состоянии.

Он улыбался.

– И предпочтительно, – сказал Дейвенпорт, – умеющего насвистывать.

Что он делал сам, выходя.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Конечно, в рассказах-загадках есть некая хитрость. Вы сосредоточиваетесь на самой загадке и не следите за всем остальным.

После того, как этот рассказ был впервые напечатан, я получил немало писем, в которых выражался интерес к силикониям и я осуждался за то, что дал силиконию так ужасно погибнуть.

Перечитав рассказ, я должен признать, что читатели совершенно правы. Я показал отсутствие чувствительности в описании трогательной смерти силикония, потому что сосредоточился на его последний загадочных словах. Если бы я писал рассказ заново, я, конечно, заботливей отнесся к этому замечательному созданию.

Приношу свои извинения.

Это показывает, что даже опытный писатель не всегда поступает правильно и способен упустить нечто прямо перед своим носом.